Сен-Женевьев-де-Буа
Русское кладбище Сен-Женевьев- де- Буа
Часто приезжая в Париж, на Сен-Женевьев мы как-то долго не могли выбраться. Это далеко, да и дорога неудобная: на поезде, потом на автобусе. Но в этот раз наш приятель парижский гид предложил привезти нас на машине. Пока мы ехали по неприглядным предместьям Парижа, он рассказывал, что прежде, в начале девяностых, он возил сюда туристов чуть ли не каждый день, а сейчас эту экскурсию совсем не заказывают.
Кладбище сиротливо ютилось около небольшого городка или коммуны Сен-Женевьев де Буа. Новые строящиеся дома, социальное жилье, почти вплотную подобралось к нему. Дома нависали, глядя равнодушными глазницами окон и нарушая ощущение вечного покоя. Шла пасхальная неделя, но церковь Успенской Божьей Матери после воскресной службы была закрыта.
Большинство могил русские, в том щемящем неорусском стиле с луковичными куполами, стилизованными крестами, с фамилиями, по которым можно учить историю России. Они перемежаются с французскими, поскольку это мунципальное кладбище, и хоронить на нем сегодня можно только жителей этого городка.
Здесь лежали те, кто бежал, кого изгнали, кто спасался, здесь лежала часть земли русской и далеко не худшая его часть. Судьбы, истории, личные драмы, которые слились в единую драму страны. Здесь много военных захоронений: дроздовцы, корниловцы, казачество. Атаман так и остался во главе этого уже небесного воинства. Последний атаман Всевеликого Войска Донского, избранный на Донской земле — Африкан Петрович Багаевский. В тяжелые первые годы эмирации, в сумятице и неразберихе он провел перепись казаков, которые находились в Софии и Константинополе, создал ссудную кассу.
Пустая могила генерала Кутепова, похищенного большевиками и так и сгинувшего где-то в подвалах НKВД.
В гражданской войне нет ни правых, ни виноватых, это правда на правду, стена на стену, брат на брата и много крови. Мир русской эмиграции, такой сложный, такой неоднозначный. Они враждавали, спорили, обвиняли, ворошили старые обиды, ждали, тревожно вглядываясь в события этого бурного века, смирялиь и надеялись, и все вместе оказались здесь.
Вот надпись на могиле на красивом русском языке:
«Памяти офицеров и солдат Российской Императорской Гвардии
За веру, царя и отечество павших
В Гражданской войне убиенных
И в миру скончавшихся.»
На могилах строки из Евангелия, поэтические строки о вере в Вечную жизнь и Царствие небесное.
«Несмотря на горе, несмотря на слезы
Солнца луч надежды светится с небес
И о кущах райских шепчутся березы
Тихо возвещая, что Христос воскрес!»
Как-то в Юсуповском дворце на Мойке турист, потрясенный его обстановкой, сказал: «Как они позволили все это захватить? Как отдали все эти богатства, я бы сошел с ума».
Могила Юсуповых простая и скромная. Зинаида Николаевна, кто из нас не знает ее серовского портрета, Феликс, его жена Ирина Александровна Романова, их дочь Ирина или «Бэби», как звали ее в письмах отец и мать.
Мне довелось побывать в доме князя Феликса Юсупова в Париже, у его внучки в 16 округе Парижа.
Я не сентиментальный человек, но, войдя в этот скромный домик, мне захотелось плакать. После роскоши петербургского особняка скромная обстановка, которая говорит о постоянной заботе о деньгах и неприкаянности странников. Их спасало только то, что все они были глубоко верующими, и смиренно смотрели на это как на испытание. С нашими сугубо материальными взглядами можно было действительно сойти с ума.
Яркими глазами фиалок смотрит в небо могила Бунина.
О революции я знаю по архивным документам, которые с холодной жестокостью, как гвозди, вбивающиеся в гроб, рассказывают о тех страшных днях. Она, как мощный метеорит, ударила по России и изменила ее историческую орбиту, изменила навсегда. Мы ментально вышли из революции, в нас нет раскаяния в том, что произошло, нет понимания ужаса, который им пришлось пережить.
Поговорив об эмиграции и Гражданской войне в девяностых годах, на волне новизны и дозволенности мы глубоко эту трагедию в наши души не впустили, мы не раскаялись, в этой крови и этих жертвах, гибели царской семьи, судьбах сгинувших в лагерях.
Мы загнали эту страницу истории на задворки сознания. Приятно думать о своей исторической миссии, русской исключительности, особом пути. Мы как дети, которые забывают все легко и верят тому, во что приятно верить.
Для того, чтобы раскаяться нужна душевная зрелость, нужна ответственность за свою страну и ясное осознание исторической реальности. Исторический инфантилизм – вот наш диагноз. И не раскаявшись, мы идем снова по тому же жуткому кругу, снова творим идолов, снова хотим твердой руки, снова готовы вцепиться в горло тому, кто с нами не согласен. Нам следовало бы понять великий исторический урок, а мы опять ничего не выучили и прячемся как школьники за спинами других.
На одной из могил надпись «Боже, спаси Россию». Они все простили нам и молились за нас.
Остается только повторить следом «Боже, спаси Россию».