в средневековом городе-крепости Лош. Было раннее воскресное утро, пустые улицы, благоухающие цветами, в воздухе разлит блаженный покой. Медленно мы поднялись вдоль крепостных стен и вошли в старый город. Эта крепость была не декоративная, как многие замки, мощные неприступные донжоны помнили Ричарда Львиное Сердце. По этим плитам ступала Жанна д’Арк, в старинном соборе погребена ангельски прекрасная Аньес Сорель. Все дышало вековой историей.
Монтрезор. Ах, пане-панове …
Мы не сразу поняли, что это владелец замка, подумали, что садовник или мажордом. Зная, что мы русские, он спросил на каком языке лучше вести экскурсию, французском или польском. К нашему стыду пришлось признаться, что лучше на французском.
Когда я заказывала экскурсию в замок Монтрезор в офисе туризма города Тура, французы мне сказали, что владельцы там поляки, а, поскольку вы тоже русские, то проще обратиться к ним самим напрямую. Меня это удивило, как будто это одно и то же, русские и поляки. Но экскурсию я заказала сама и получила в ответ не просто формальное подтверждение, а какие-то теплое строки, что нас ждут и рады, и вдруг поверилось, что на самом деле рады и на самом деле ждут.
Это был замок знаменитого графа Браницкого. Судьба его стала легендой. Богач, бунтарь, финансовый воротила, глава польской оппозиции. Грезил о свободе своей страны на царской службе, бежал, все потерял в России, идеально вписался в круг предпринимателей Второй империи, нажил колоссальное состояние, создав банк, строя железные дороги и Суэцкий канал. После его смерти несметное богатство перешло к племянникам, их потомки по сию пору владеют Монтрезором.
Сказав несколько слов приветствия, граф передал нас своим родственницам – двум очаровательным старушкам, которые, мешая польские и французские фразы начали вдруг свой рассказ с песни Окуджавы «Мы связаны Агнешка, давно одной судьбой…», и спросили нас какие песни Булата Окуджавы мы любим.
После всех французских королей, династий Валуа, Капетингов, французского Ренессанса и готики, имена Понятовского, Екатерины II, Паскевича звучали для нас музыкой. Французы оказались правы: несмотря на все трагическое в прошлом, на то, что они стали европейцами, а мы нет, наперекор всему мы связаны одной судьбой. Никуда от этого не уйти, да и не хочется…
В замке Монтрезор все сохранилось как при Браницком: роскошь эпохи Наполеона III, изумительная коллекция итальянской живописи. Однако, все время не покидало ощущение, что жизнь здесь как будто остановилась, что вся слава и величие остались в прошлом. Удивительно, но хозяева по-прежнему жили в польской культуре, знали имена своих героев, кто кому кем приходится, с пожелтевших фотографий на нас смотрел мир польской эмиграции. На память снова пришел Окуджава, точнее его перевод той самой Агнешки Осецкой:
Ах, пане-панове, ах, пане-панове, ах, пане-панове
Да тепла нет ни на грош.
Что было, то сплыло, что было, то сплыло,
Что было, то сплыло того уж не вернешь…
Туренские вина
В повозке, запряженной парой першеронов, мы тащимся по виноградникам Турени. Они не такие бесконечные, как в Провансе, а перемежаются с полями пшеницы и пастбищами. Хозяин тяжеловесов любитель-натуралист Филип Шигар, показывая на домики среди виноградников, объясняет, что там живут владельцы ферм, уезжая на несколько дней работать в поля. Эти домики и по сию пору — неотъемлемая часть французского пейзажа.
Мы ездим по фермам, дегустируем вина. Иногда это мрачные подземелья, длинной в несколько километров, с высокими сводами, в которых прежде добывали песчаник, а сейчас используют как погреба.
Иногда уютный старинный замок, с владельцем графом, который больше похож на предприимчивого бизнесмена. По лестнице спускается его теща – изящная французская старушка, которая, узнав, что в замке русские, решила нам показаться. Она произносит кокетливо «бонжур», а граф, поинтересовавшись, где мы сейчас были, с юмором замечает: «Вот в Шеверни вы тещу хозяина замка не видели, а здесь – пожалуйста». Иногда эта ферма, на которой всего три женщины управляют немалым хозяйством – коровы, сыры, вина.
Мы забираемся в самую глубинку, и нам нравится, когда в конце, прощаясь, нас с удивлением спрашивают, как мы здесь оказались и говорят, что мы первые русские. Вина в Турени совсем иные, чем в Провансе или Бордо.
Нет, мы не специалисты и не рассуждаем о букете, «первом и втором носе». Для нас вино — это часть жизни Франции, ведь любой француз знает, понимает, ценит и любит вина.Итак, мы не специалисты, но вот хозяева виноградников почему-то внимательно смотрят на нашу реакцию во время дегустации, мы киваем головой, обсуждаем, какое вино следует купить, сравниваем с предыдущими дегустациями и вместе с хозяином получаем безмерную радость от самого процесса. Иногда своим замечанием мы задеваем хозяина за живое, и он вдруг достает старую бутылку одного из лучших годов и с гордостью угощает — знай наших!
Вина Турени такие же, как и эта земля и воздух, напоенные солнцем: без претензий и амбиций, непостоянные и немного простые, но легкие, искрящиеся, наполненные покоем и радостью.
Цветы Луары
Цветы здесь повсюду: огромные букеты-композиции на столах, консолях, каминах в интерьерах замков, строго расчерченные цветочные партеры садов, цветут луга и деревья в городках.
Каждый день садовники деликатно, чтобы не создать неудобства посетителям, вносят в замки свежий цветочный срез. Почти неприметные, они кропотливо работают повсюду, создавая эту хрупкую красоту, эту раму, из которой выступают во всем величии замки.
В луарских замках все живет своей естественной жизнью, в них нет холодности искусственных интерьеров. Колышутся на сквозняках старинные шпалеры, в залах по утрам зажигают камины, пруды кишат рыбой, на лугу пасется ослик, а в псарне отдыхает стая гончих. Луара — это кусочек мира, в котором человек живет в гармонии с природой.
Изредка мы видим зайца, несущегося по полю, иногда дорогу перебежит лань, повсюду пасутся коровы и овцы. Сад всегда был для человека отблеском иного мира, кусочком утраченного рая. Цветы Луары немного приближают нас к нему.